За последнее время прочитал несколько заметок о том, что у проживающих во всяких таиландах и цейлонах «дауншифтеров» всё как-то не очень, на самом деле. Возможно, их подводит и снижение платы за сдаваемые квартиры, и удешевление рублях — кто знает? Наверняка всё не так просто.
По мне, однако, у них с самого начала — с середины 2000-х, видимо, когда оно началось, всё было очень кисло. И не по причине денежной, хотя всё всегда оказывается много дороже, чем мечтаешь издалека. Нет, не по денежной, а по самой необходимой и неистребимой: пребыванию в чужой языковой — стало быть, и культурной в целом — среде.
Ничего ужаснее, чем собственная жизнь в Штатах, никогда не переживал. При том, что получал там жалованье (помощника профессора), около 750 долларов, достаточное для съёма квартиры немного получше, чем наша московская, оплаты медстраховки, и покупки продовольствия. Ещё мы сдавали московскую квартиру — по смешной, теперь, цене, но это было ещё 250 долларов. И жена прирабатывала столько же или даже несколько больше нянькой (бэбиситтером). Уже на следующий год купили авто 6 лет от роду, Сентру: накопили 2700 долларов. В общем, в смысле благосостояния — жили, пожалуй, немного лучше, чем в Москве. Даже учитывая, что, помимо 280 рублей в институте, я получал ещё 1300 в фонде «Реформа», в последние года полтора перед отъездом. То есть, даже по позднесоветским понятиям, был крёзом. Кто не застал те времена — директор академического института получал 600, профессор 450, снс — 280-300. Академик имел приварок 500 рублей, член-корр 250. Это наивысшие зарплаты в стране. Хотя в промышленности могли получать значительные премии (номенклатура отдельно, у них всё было не так, начиная с цен 1930-х годов в «цековских столовых», известных как распределители).
Короче, с деньгами у нас в Штатах было не свободно, но вполне себе прилично, по нашим советским понятиям. Машину купили! С ума сойти.
А вот что оказалось — неожиданно — совершенно ужасным, это необходимость общаться на неродном языке. Как ты его хорошо ни знай — дело не в знании, и не в свободе речи, хотя и это поначалу отравляло жизнь. Дело в том, что никакой отдачи для чувств разговор на неродном языке не даёт.
Попробуйте выругаться, используя не привычные, а английские слова, всем теперь известные. Ничего не выйдет, никакого облегчения не получить. Как вату, вместо еды, жевать. То небольшое число русских, которое было в университете — пара десятков человек, с семьями — мало помогало: мы были разного круга, из разных мест, разного служебного положения и перспектив, и возраст отличался.
Понятно, что у «дауншифтеров» всё то же самое. И даже хуже: я общался с профессурой и аспирантами, людьми своего круга, у которых английский был родной. А «дауншифтер»? Общение у него с теми, кто по-английски едва-едва, и кто, прямо скажем, не так чтобы из светского общества: продавцы, разносчики, и прочий совсем простой люд.
К тому же, я намеревался, получив степень, уехать в Москву, где мои друзья и знакомые оказались, в большом числе, в правительстве и около него. Что и сделал. А дауншифтера ничего не ждёт, он уже и так поставил на себе крест.
Очень им всем сочувствую. Как, кстати, и тем эмигрантам, кто поехал в более богатые страны, и нашёл там работу. Ведь и у них дети станут иностранцами. И поговорить они могут, с русскими, очень редко. Преимущественно в соцсетях.
Свежие комментарии